Поражает, насколько же бессердечная жизнь качественно уступает сердечной. Сколько работы можно пропустить, сколько полов можно не мыть и со скольких диванов можно не вставать, отправляя с дивана другого: «У меня сердце, детка, ничего личного!»

А еще стоило мне получить свое сердце, как я поверил во все остальные. Я даже  немного подобрел. Я перестал злиться на сердцемеров, но стал одним из них, и зауважал как равных. Переименовал их в почетных сердценосцев. Тогда же я испытал это гордое чувство причастности к чему-то ограниченному и привилегированному. Это как принадлежность к сверхэлитному обществу – обществу сверхлюдей со сверхвозможностями. Мне оставалось только пойти в аптеку и приобрести наш общий партийный билет.

– Так вот почему! – сердечное откровение открылось и мне. – Все показывали эти белые пропуски, – с опозданием, но дошло и до меня (как обычно). – Так сердценосцы отличают своих.

Всё, что меня раньше бесило в других, теперь бесило других во мне. Я даже узнал в некоторых бессердечных прежнего себя. Они, морщась, оставались и что-то бессердечно ворчали, когда я уходил в обед. Но что вообще значит мнение обычного бессердечника? Если тебе не повезло с сердцем – завидуй молча и терпи. Своего нет, нечего на чужое претендовать.

– Так вот почему ей всегда было все равно, – вспомнил я уже уволившуюся сердценоску-Екатерину, которая в свое время добавила мне ой как не мало отжиманий.

И, право, когда ты принадлежишь к привилегированному классу, у которого «есть», мнение класса, у которого «нету», кажется незначительным, убогим и даже каким-то непутевым. В этом смысле Екатерину можно понять. Я понял и даже сам отчасти стал Екатериной. Наверное, в каждом коллективе должна быть своя Екатерина. Потому что Екатерина с сердцем – это как печать. Если ее снять, одному богу известно, какие врата могут открыться. Я решил не рисковать.

И даже вообразить сложно, какое же это сердце удобное! Не хочешь идти – сердце. Хочешь идти – сердце! В любой ситуации используй сердце, и тебе посочувствуют (или притворяться, что тоже не плохо), а главное, не заставят мыть очередной пол. Эх… страшно представить, сколько же полов я мог пропустить в своей жизни, появись оно на парочку лет пораньше.

Так я на личном опыте убедился в абсолютной истине. Сердце нужно, чтобы не мыть пол! И перестал мыть. Сердце не любит пол. Как только подумаю про пол и тряпку, так сразу болеть начинает. Интересно почему?

Кто его, сердце, разберет.

А еще, имея сердце, можно занимать лучшие места в электричке, не опасаясь, что кто-нибудь с сердцем сгонит тебя оттуда. Закроешь глаза и наслаждаешься рельсами, что уносят твое тело куда-то. 

– И с каких пор мне это нравится? – изучал я оттенки этого обычного, но необычного состояния. Я даже подумал, что это движущийся ритм напоминает мне отжимания, в том смысле, что скрывает за своим скрипом тайну, доступную только посвященным.

Как сейчас помню, как впервые пошел в аптеку за своим первым пропуском. Все в тот день было задорно-безработным. Это, наверное потому, что я ушел с работы в послеобеденную дверь. Когда такое происходит в пространстве открывается четвертое измерение, и все плоскости начинают вибрировать волнами пульсирующей свободы, а воздух становится легче, точно из него удалили какой-то вредный наполнитель. И чем легче воздух, тем больше в легких настроения. Проходил мимо лицея № 372 и подумал: «Осталось найти всего 371, и будет полная коллекция! – Посмотрел в окно напротив, а там скачущие полуодетые женщины. – Наверное, фитнесс придумали мужчины, – подумал я, доедая вафельную трубочку. – Иначе зачем заставлять их так прыгать. Не хотел бы я так. Определенно один мужчина когда-то постарался за многих. Спасибо тебе, неизвестный герой. Не знаю, было ли у тебя сердце, но глаза у тебя точно были на месте. – Немного посмотрел на прыжки и пошел за пропуском. – Теперь-то я точно смогу почаще на них смотреть!»

Я стоял и улыбался, гордясь своим сердцем, а фармацевт с сочувствием работал. Я заметил даже, что пол в той аптеке был какой-то грязный и немытый. В иной ситуации я бы, без сомнения, попросил его помыть этот пол – ведь у меня-то сердце! – но подумал, что в таком случае я могу остаться без заветного пропуска, а оставаться без пропуска от работы мне совсем не хотелось.

Помню, как фармацевт достал его. Мой первый белый пропуск.

– Вот он-то мне и нужен!

Придя домой, я выпил сразу четыре пропуска, чтобы попробовать, как это вообще – проходить в любые двери.

И прошел в больницу.

Торговля органами

Помню, как, открыв глаза, я услышал заветные: «У вас сердце».

Я даже не удивился, хотя оказаться в палате для меня было действительно немного удивительно. Я всегда думал, что в палаты попадают какие-то другие люди. Из другого теста. А оказалось, что я сам из такого же. Из другого. Надо же!

– У вас сердце, – сказали они, во всяком случае, сперва сказали. Я обрадовался.

– Ура! – молча ликовал я. – Наконец-то мое сердце было задокументировано и подтверждено специалистами! Теперь у моего сердца есть бумажный паспорт, и никто не сможет усомниться в его несомненном присутствии, – торжествовал, лежа на скрипучей кроватке вместе с тараканами. Смотрел в потолок и думал, что вот теперь все точно будет по-другому.

Я с гордостью подтвердил:

– Да. Это все мое сердце. Да, у меня оно есть!

А сам уже представлял новую жизнь. Теперь, после такого сердечного подарка, я мог бы уходить с работы еще раньше. Может, мне даже выпишут новый пропуск. Пропуск нового уровня, который открывает даже то, что иное сердце открыть не может.

– Вот теперь я заживу! – обрадовался тогда я, однако радовался я недолго. Вскоре я понял, что сердце еще нужно отстоять. Получив сердце, я совсем и забыл, что в чужое сердце верить не принято. Свое сердце еще нужно доказать.

Не прошло и дня, как эти «специалисты» захотели отобрать у меня мое только что приобретенное сердце. Брали у меня кровь литрами, подключали к каким-то неизвестным приборам, словом, всеми силами пытались доказать обратное – доказать всем, что вовсе и нет у меня никакого сердца. Они мне не верили. Хотели лишить меня его. Хотели отобрать у